В переводе на русский язык Херувимская песнь звучит так: «Мы, таинственно изображая Херувимов и воспевая Животворящей Троице трисвятую песнь, оставим теперь все житейские заботы, чтобы принять Царя всех, невидимо сопровождаемого Ангельскими воинствами. Аллилуиа»¹.

Когда певчие начинают пение, священник, приклонив голову, молится: «Никто из людей как привязанных к плотским похотям и наслаждениям не достоин ни подходить, ни приближаться, ни служить Тебе, Царь славы, ибо служение Тебе велико и страшно и для самих небесных Сил. Но Ты Сам, Господи, Боже наш, владычествуешь над небом и землей; Ты восседаешь на Херувимах, как на престоле; Ты — Господь Серафимов и Царь Израиля; один лишь Ты Свят и обитаешь в святых… К Тебе припадаю, приклонив свою голову, и молю Тебя: не отврати лица Твоего от меня и не отвергни от числа служителей Твоих, но удостой меня, грешного и недостойного раба Твоего, принести Тебе эти Святые Дары. Ибо Ты — приносящий и приносимый, принимающий и раздающий, Христе, Боже наш, и Тебе славу воссылаем, Безначальному Твоему Отцу и Пресвятому, Благому и Животворящему Твоему Духу ныне, всегда и во веки веков. Аминь». Эти слова являются важнейшими и для певчих, указывая образ мысли, который необходимо иметь при пении Херувимской песни. Слова молитвы «Ты восседаешь на Херувимах, как на престоле; Ты — Господь Серафимов и Царь Израиля» непосредственно имеют отношение к поющим, которые прообразуют в пении Херувимов, воспевающих Святую Троицу.

После молитвы и каждения священник вместе с диаконом трижды произносят Херувимскую песнь, отходят к жертвеннику, берут Святую Чашу и дискос и совершают Великий вход со словами благоразумного разбойника: «Помяни, Господи, во Царствии Твоем…». Хор поет: Аминь, — и допевает Херувимскую песнь со слов «Яко да Царя».

Священник входит в алтарь, ставит Дары на престол, читая тропари, в которых раскрывается символическое значение происходящего², произносит слова о совершенстве Христовом и о полноте Его принесенной жертвы, ибо Господь, «наполняющий всё», даже гроб Свой делает источником «нашего воскресения».

В священнодействии Великого хода кроме указанного выше необходимо помнить еще о трех принципиально важных моментах.

Первое — Херувимская песнь, «песнь приношения», задает тональность этому священнодействию. Эту тональность можно определить словом Царственная  («Яко да Царя всех…», Царские врата). Именно царственное достоинство, величие, благоговение, сосредоточенность на смысле происходящего должны определять характер песнопения. Оно не должно быть просто музыкальным сопровождением, но певческим отражением в звуке происходящего священнодействия.

Второй момент, который необходимо иметь в виду поющим, заключен в осознании первых слов тайной молитвы священника «Никтоже достоин» (читается в начале пения Херувимской песни). «Никто из людей как привязанных к плотским похотям и наслаждениям не достоин ни подходить, ни приближаться, ни служить Тебе, Царь славы…» — эти слова,  как и слова Херувимской песни «всякое ныне житейское отложим попечение», ставят необходимое условие поющим — иметь «сокрушенное и смиренное сердце». Идея внутреннего преображения — выход из мысленного «Египта» греха, страстей, порока и вход в «Иерусалим» чистоты, святости, новой жизни с Богом — является не только важнейшим дополнением к царственной, смысловой тональности Херувимской, но и главным условием вообще всего Православного церковного пения.

Третий момент заключен в правильном понимании произносимого священнослужителями поминовения «Да помянет вас Господь Бог во Царствии Своем…». Эти слова, т.е. отнесение всего к памяти Божией, молитва о том, чтобы Бог «помянул» — вспомнил, по словам протопресвитера Александра Шмемана, составляют сердцевину богослужения Церкви, всей её жизни. Автор пишет: «В библейском ветхозаветном учении о Боге памятью называется сама обращенность Бога к Своему творению, та сила Божественной промыслительной любви, которою Бог «держит» мiр и животворит его, так что саму жизнь можно назвать пребыванием в памяти Божией, а смерть — выпадением из  этой памяти. Иными словами, память, как и всё в Боге, реальна, она есть та жизнь, которую подает, которую «помнит» Бог, она есть вечное преодоление того «ничто», из которого призывает нас Бог в «чудный Свой свет». И этот дар памяти как силы, претворяющей любовь в жизнь, знание, общение и единство, дан человеку Богом… Человеку одному во всем творении дано помнить Бога и этой памятью действительно жить… Но тогда становится понятным и то, почему сама сущность и глубина, и ужас греха точнее всего выражены не в многочисленных «научно-богословских» определениях, а в бытующем народном выражении: человек забыл Бога»³.

Подлинное церковное пение — это жаждущая память Бога; согласно словам псалмопевца: «Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому…» (Пс. 41, 3). Эту жажду Бога, память о Самом Главном каждый раз обновляет в сознании молящихся Литургия. Богослужебному пению чужды расслабленность, пассивность, равнодушие. Память Бога — это динамика движения души, стремление, усилие. Именно эти, духовные, а не моторно-двигательные состояния являются определяющими в правильном пении Херувимской песни.